Воронеж — сонный. Как большой толстый кот в палисаднике, внезапно подрагивает лапами, будто приснилась целая стая мышей. Тёплый до жара, громкий до скандала. Пять минут погоняться за впечатлениями на очередном мероприятии и опять уснуть, пока не позовут есть. Бежать к миске, сшибая углы, есть с удовольствием, потом отдуваться и благосклонно разрешать себя фотографировать.

Санкт-Петербург — злой. Прекрасный и противоречивый. На вот тебе балтийского ветра под одежду, на тебе пронизывающий дождь, на тебе плесень и пятна с изнанки. Намёрзся, закутался? На тебе солнца во всю синь, яркую зелень на газонах, искры на реках и каналах, золото на куполах. Пусть глаза твои утомятся, скользя по всем изгибам моей архитектуры, без конца, без остановки, ни секунды отдыха. Давай-ка, полюби меня через боль и холод, а потом не смоги забыть и страдай, и скучай, и стремись опять.

Прага — древняя. Доброжелательно раскинувшаяся на холмах, мудрой старушкой рассказывающая вековые истории. Потемневшая от времени, испещрённая морщинами, но чистенькая, аккуратно затейливая, протягивает в ладонях что-то вкусное своим правнукам, чтобы были сыты и веселы, и гладит по голове.

Кисловодск — добрый. Крохотный, но готов вобрать в себя всех, напоить нарзаном, распахнуть все тропинки и терренкуры, укачать на горных склонах, упоить запахом трав, унести водой горных рек. Бесконечно тихий, вздрагивает и морщится, когда из очередного кафе звучит громкая музыка. Умеет рассказывать и показывать сказки.

Нюрнберг — ироничный. Уставший от многого, но не потерявший интереса к жизни, юмора и спокойствия. Уставленный вековыми домами, украшенный святыми ликами, готовый приютить каждого и открывающий секреты тем, кто ищет ответы.

Киров — патриархальный. Запрятавшийся в глубину и сохранивший важное. Просторный, неторопливый, основательный, взгляд с хитрецой. Ему есть, что показать, и есть, о чем рассказать, но он будет присматриваться и слушать, прежде чем раскроется.